Впечатления матерого участника Сафроновской Сотни 2007
Михаил Осадчий, 26.02.2007
К Сотне готовишься весь сезон, и по мере приближения счастливого момента начинаешь дергаться: а вдруг все потечет, а вдруг наоборот мороз закрутит, а вдруг подхватишь накануне гриппочек, а вдруг:
В этом году сезон всего-ничего. И двухсот километров не набегал, а уже бежать Сотню. Можно, конечно, тренироваться и по два раза в неделю, и по три, но тогда когда же отдыхать? И мало - плохо, и больше - тоже криво. Одно слабое утешение, что у остальных вряд ли сильно лучше. За неделю до бегов на Дмитриевскую сотню собирается чуть ли не вся первая десятка сафроновцев, и никто никуда не бежит. Только Коля прокатывает всю сотню, но тоже не сильно упирается. Я сопровождаю бегунов до финиша в качестве фотографа, получается 50 в бодром темпе, но все же не сто. Погода мягкая, катит отлично, по Раковской просеке лыжи несут сами.
И опять всю неделю смотрим на гадания ГИСМЕТИА. Навалит снега или не навалит, будет мороз за 25 в воскресенье, или только в пятницу, или вообще пойдет дождь. Миша Афанасенков составляет график сходимости прогноза в зависимости от его долгосрочности. По всему получается, что сойдется он в точке (-1) день, не раньше. Ближе к выходным становится очевидно, что, по крайней мере, дождь нам не грозит. И опять проблема. Раньше сходил накануне в магазин, купил высокофтористый клистер рублей за триста на дождь или оттепель, и вроде бы как успокоился, подготовился. А сейчас и это никак не поможет. Праздник в пятницу только затягивает паузу - бежать куда либо серьезно уже нельзя.
В субботу как всегда десятичасовой электричкой еду в Морозки закладывать пуховку в сугроб около финиша. Заодно надо прояснить ситуацию с каналом. Морозы морозами, а неделю назад на льду под снегом была вода, и это хорошо бы знать заранее. Светит солнышко, и даже немножко греет. Канал в полном порядке, ручей за шоссе в кристаллическом состоянии, стало-быть идем как всегда, включая спуск по улице в деревне и выкат по песку на Дмитровку. По свежей лыжне на опушках лыжи вроде бы едут. Делаю круг через Сбоевское поле, Гришино, по дороге вдоль Камарихи и Сычевское поле, пока не подсекаю финишную лыжню. Все, естественно, переметено, но кто-то по ней все же прошел, и вниз можно даже ехать потихонечку. На опушке неприятный сюрприз - вместо нашей старой лыжни целая снегоходная дорога. Если поверх нее накатать лыжню, то будет хорошо и для лыж, и для палок. А вот если снегоход по ней проедет еще разок, то будет месиво из раздрызганного снега. Дорога идет до самого костра, который на удивление уже горит, правда пока только из тонких веточек. Костровая команда тоже упражняется. Тут же еще одна нерадостная новость - только что на снегоходе отсюда увезли наши напиленные дрова. Не все, конечно, но ведь еще и не вечер. Правда, им объяснили, что дрова здесь заготовлены не случайно, но кто знает - люди не всегда бывают понятливыми. Возвращаемся на Морозки, солнышко по-прежнему греет, думать о том, что будет в 8 утра не хочется.
И опять пауза. ГИСМЕТИА врет все более уверенно, и получается , что будет у нас полных 25 градусов, хотя может быть и недолго. Тут уж мажь, не мажь, циклюй, не циклюй:
В двенадцатом часу ночи решаем циклевать и парафинить, причем выясняется, что парафин остался только теплый. Но надо же чем-то занять себя, и парафиним: По сложившемуся разделению в семье, Коля отвечает за скольжение лыж, а я за их держание. Держать тоже особенно нечем, поэтому кладем вистевскую зеленую под колодку с утюгом, а потом поверх нее - ее же в три слоя с растиркой. В электричке тоже будет пауза, которую можно заполнить тем, что все это соскрести, и еще что-нибудь положить другого цвета. Утро не сулит нам никакого скольжения вообще.
Утро, пять часов, на градуснике 12 градусов, вместо обещанных 22. Зеленую мазь можно начинать соскребать уже сейчас, однако знаем мы и наш градусник, и что такое температура в г. Москве. На улице нет ощущения мороза.
В электричке в третьем вагоне знакомая толпа. И тоже ощущение нервного ожидания, судя по тому, что лыжи начинают мазать, едва электричка отходит от вокзала. Удивительно много Дмитриевцев в этот раз, что и приятно, и одновременно настораживает. Впрочем, мы уже давно пришли к пониманию того, что побеждать должен сильнейший, а стало быть - и молодой. Только вопрос - кто? Пока едем, делюсь свежей информацией, и заодно кладу еще один слой мази под колодку - на всякий случай синей. Теперь если и не поедут, по крайней мере будет известно, почему. А с другой стороны, если не потеплеет значительно, то получится с уверенным держанием проскочить Волгушу с Клубишем, а может быть и подъем от Григорково. По вчерашним ощущениям, надеваю номер поверх рубашки, но под флиску. У костра в Морозках флиску можно будет снять, и дальше идти с открытым номером, а здесь все равно встречных не будет.
На подъезде к Поварово, как всегда, делимся на экстремистов и остальных. Энтузиасты двигаются к первому вагону, чтобы успеть спрыгнуть перед электричкой, пробежать через дырку в заборе и встать на лыжню в двухстах метрах впереди всех. Остальные рассредоточиваются, чтобы просто успеть выйти через возможно замерзшие двери. Поварово. Спускаемся по обмерзшей лестнице, и никто вроде бы и не спешит, но это только кажется. Нам ведь еще делать вид, что не спешим, часов девять подряд. На лыжню, как всегда в последнее время, встаю где-то десятым-пятнадцатым, и начинаю не спеша.
Первая десятка уже ушла вперед и растворилась в морозном сумраке. Солнце только взошло и подсвечивает заиндевевшие верхушки берез. Красиво, но зябко. И надо настраиваться на длинную работу, ловить свой темп. У первых же дач на дороге ловлю лыжей камешек, который выворачивает глубокую полосу из скользячки, и разрывает кант. Естественно, меня разворачивает, и я прикладываюсь локтем к той же дороге. Не самое удачное начало, но еще слишком рано о чем-либо задумываться. Тут меня первый раз обходит Саша Алферьев, и я уже думаю, что навсегда. Но постепенно все приходит норму, появляется ритм. На полях отчаянно тупит, эти поля надо просто пережить, и если кто-то на них хочет гоняться, то пусть он это и делает. А на гонщиков можно спокойно наехать потом в лесу, где лыжи идут совсем даже неплохо. И так понемножечку, потихонечку я нагоняю тех, кто меня объехал, пока я разглядывал царапины, и наконец становлюсь за широкую спину Алферьева. Я стараюсь не подходить к нему слишком близко, чтобы меня не пропускали вперед раньше времени - надо поизучать свой темп, и время еще есть. С удивлением обнаруживаю, что там, где он толкается палками, я наезжаю на него, не толкаясь. Это для меня удивительно - мы слишком давно друг друга знаем, и в последнее время он меня уверенно обходит. А потому пока - побережем силы. Однако долго так продолжаться не может, и к Раково он все-таки пропускает меня вперед. Приходится напрягаться и уходить от него, чего пока мне делать не хочется. У Рогачевки долгожданный морс, и Галя фотографирует максимально заиндевевших бегунов. У меня сосульки свисают с усов, поэтому морс сразу в рот не попадает. Для фотографа это сюжет! К Клубишу темп окончательно устанавливается, и в этом темпе я выезжаю наверх к Дьяково с относительно свежими ногами, которые еще ни разу не пыталось сводить (а раньше я попадался). Удивительно, но этим темпом я накрываю еще двоих - троих, и уж совсем странно, когда на поле, где опять не скользит ни у кого, и которое я бежать - зарекся, я пристраиваюсь за Димой Вилленцем, а он сразу же пропускает меня вперед. Это уже противоестественно. Естественно, приходится и от него уходить, но видно, что для этого необязательно сильно ускоряться. Достаточно держать свой темп. Последние горки в лесу за Пенсионером приходится вымучивать, но к костру выкатываем в том же порядке.
Номера за флиской не видно, но он у меня традиционно тринадцатый, о чем я сообщаю устно и предъявляю краешек. Будь я чужим, меня бы выгнали или раздели бы до номера, а так пользуюсь прошлыми заслугами. Теперь главное - не пересидеть и не переесть. Для этого один рецепт - не садиться на бревнышко и не есть супчик ложкой, хотя от этого страдают все - и костровая команда, и супчик, и я в конце концов. Опрокидываю в себя стаканчик овсянки, за ним стаканчик морса. Пока я все это проделываю и домазываю лыжи - естественно, на костер выкатываются человек 6, которых я обгонял. И не факт, что они будут сидеть дольше меня, поэтому приходится торопиться. Флиску снимать не хочется, градусник показывает 13 градусов в тени, и теплее сегодня уже не будет. Мазь теперь синяя в два слоя, если повезет, то больше мазаться не придется. А от канала дальше сплошной подъем, плюс придется усваивать овсянку, да и километр уже будет хороший. Странно, но нет ощущения гонки, я знаю, каким прошел Коля, но не знаю своего собственного места. Наверное, сказывается память о прошлом годе.
Год назад я выскочил на костер недалеко от первой десятки. И тогда ощущение гонки было. Надо было кого-то догонять на спуске, надо было от кого-то уходить после платформы. И тогда здоровое чувство не подсказало, что не надо этого делать. Вообще не надо пытаться уходить от человека на пятидесятом километре, если он идет быстрее тебя, а впереди еще пятьдесят километров. Раз идет - значит может. Конечно, к Сбоевскому полю я его уже пустил вперед (это был Саша Тонис, и он уже не первый год объезжает меня именно здесь). Но этим дело не кончилось. Уже на горизонтальном месте у Гришино, где, казалось бы, овсянка должна улечься, а лишний морс испариться, мне явились видения. По розовому снегу мимо проплывали розовые тени от облаков, небо над головой тоже было странного розового цвета, а когда я скатился с горки мимо розовых кустов ольхи, стало ясно, что дело дрянь. Оставалось увидеть только розовых слонов. Хоть было и под горку, но ехать куда-либо совершенно расхотелось. Самое интересное, что ровно через триста метров стоял мой сын Петька и фотографировал бегущих. Я, конечно, тоже въехал в кадр, и застрял в этом кадре минут на десять. Первая мысль была - отсюда всего четыре километра до финишного костра. Вторая мысль подкрепляла первую - у меня это уже шестнадцатая гонка, подумаешь, будет пятнадцать. Мысли эти не способствовали поднятию духа, а между тем мимо меня проезжали конкуренты. И в этот момент абсолютно не возникало ощущения, что меня обходят люди, которых обычно я за всю гонку ни разу не вижу, иногда даже на финишном костре. Вообще, наверное, никаких ощущений не было, я просто как рыба на воздухе, глотал кислород. Потом розовое освещение начало блекнуть, и начала свербить мыслишка - из шестнадцати гонок это будет первая, на которой я сошел. Это не радовало. Постепенно небо начало принимать прежний синий цвет, и за очередным гонщиком, наверное, уже из третьего десятка, я решил - пройду потихонечку еще немножко, в конце концов, на финиш можно свернуть и за Беклемишево. И я потихонечку пошел. Он меня спас! Очередной подъем я прошел в его темпе, и начал приходить в себя. К спуску я уже ушел вперед, а за Беклемишево начал возвращать утраченные места. Второй костер у Радонежа я пролетел не снимая лыж и не перемазываясь, и последний этап прошел с пятым чистым временем. А в результате наблюдение розовых слонов обошлось мне в 25-е место. И бежал я тогда тоже под тринадцатым номером. Так что вспомнить было что.
В этот раз ощущения гонки, то есть спешки, нет, зато есть странное, еще не осознанное чувство, что больно легко мне сдают места на уровне 10-15. Кто-то из догнавших меня, уходит с костра раньше. И пусть - не только же с горки мы будем кататься. Ухожу левой лыжней на дорогу в деревню. Здесь бессмысленно обгонять, надо не влететь в камень. За Дмитровкой кто-то по дорожке к платформе бежит бегом - ну и пусть бежит. Он все равно по лыжне пойдет медленнее меня. Главное - восстановить свой ритм. Иду осторожно, прислушиваясь к самому себе. Небо пока цвет не меняет, и по ощущениям можно и ускориться. В традиционном месте выпускаю вперед Тониса. Не хочу я здесь гоняться. На цыпочках прохожу мимо тех березок, где в прошлом году я возвращался к жизни. Сейчас все по-другому. Пройденные километры не давят, и ритм кажется восстановлен. Ну, а это означает, что зря меня объезжали те, кто уходил раньше с костра. Впереди опять Алферьев, да и Анисимов, и опять повторяется утренняя картина. Держусь за ними, пока они меня терпят сзади. Я явно наезжаю им на пятки, и мы расстаемся до поилки. Там они на меня наезжают, но теперь уж я ухожу первый. Начинается война с лыжником в красно-синей ветровке. На лыжне я на него наезжаю, а на дороге у Герасимихи он уходит от меня кверху коньком. Но не надо торопиться - дальше-то опять лыжня. Лыжня делает свое дело, ухожу вперед окончательно и до самого костра иду в одиночестве. Хотя разрыв и не очень велик, но сзади уже никого и не видно.
На костре позволяю себе роскошь подмазаться еще раз - это уже для гарантии. Костровые участливо предлагают посидеть отдохнуть, и съесть еще что-нибудь. Вежливо отказываюсь. Как раз когда я доедаю очередную овсянку, вваливается толпа, которую я только что обходил, но они-то еще не пили и не ели. И вряд ли кто из них сможет пройти третий этап быстрее меня. Те не менее один из них уходит с костра раньше меня. Приходится опять надевать лыжи. И тут мне сообщают (я, видимо, плохо расслышал), что этот человек борется за десятое место. Тут только до меня доходит, что я, стало быть, одиннадцатый. (На самом деле он воевал за одиннадцатое, а я тогда был двенадцатым, но это дела не меняло). А я-то шел себе спокойненько в предположении, что я в третьем десятке.
Конкурента я настигаю на первом же подъеме на Абрамцевских качелях (просека). Он не бежит от меня вверх, и почему-то не катит вниз, и на оврагах пропускает меня вперед. Больше ни впереди ни сзади никого нет, к Хлыбам я выскакиваю в одиночестве. На спуске приходится расталкивать толпу туристов с рюкзаками, я заранее кричу им, чтобы они освободили горку и пропустили инвалида. Как ни странно, это действует. Я каждый раз боюсь, что в плуге у меня сведет ноги, и я улечу если не в Яхрому, то уж в елочки напротив точно. Но на этот раз обходится, и наверное, на этой горке я тоже увеличиваю отрыв. Наверх к Хлыбам забегаю довольно легко, хотя со стороны наверное это неочевидно. Но ощущения, что это последний подъем в жизни, нет. Кроме того, я наверху, а внизу еще никого не видно. А этот подъем стоит километра ровного места, и осталось-то их всего 14. Тут мне Лева сообщает, что Коля в общем-то не сильно от меня ушел. Появляется даже соблазн поднажать и попытаться догнать если не его, то хотя бы Тониса. Но с соблазном я успешно справляюсь. Остается единственная гипотетическая возможность, что красно-синяя ветровка вдруг тоже невероятно ускорится и коньком наедет на меня по дороге у Ассаурово. Поэтому на всякий случай разумно ускоряюсь и иногда оглядываюсь. Но сзади никого. После подъема от Ассаурово по лыжне гонка для меня кончается - на всей видимой дороге в Ассаурово так никто и не появился.
Уже можно не спешить, теперь наехать на меня уже просто нереально. Спуск от Андрейково качу со свистом в свое удовольствие. Какое счастье, что не надо никого обгонять здесь! А ведь и это было. Какое счастье, что можно лезть вверх в спокойном темпе, и не волноваться, что у конкурента сил на капельку больше, и именно в последнюю горку он заберется быстрее. И придется воевать с ним еще в поле, и так до самой опушки леса. Но сейчас поле пустынно, и на Камариху внизу так никто и не выкатывается. Удивительно высоко стоит солнце. А ведь с этого поля видел я и его последние закатные лучи. Что-то больно легко проходит сегодняшняя гонка.
Въезжаю в лес, мимо своих же вчерашних стрелочек (вперед 100 км, назад 200 км), последний подъем по телефонной линии. После вчерашнего снегоходного следа здесь накатали классную твердую лыжню, палки не проваливаются, лыжи держат, и появляется ощущение, что можно эдак катить еще километров тридцать. Нет ощущения свинцовой усталости, которое появляется при плюсовой гонке. Сейчас ощутимо примораживает, слезятся и подмерзают глаза, и опять появились сосульки на усах и бороде. До костра еще с километр, скоро его будет слышно, а потом и видно. Нет чувства полной выработанности всего.
Раньше километра за два до костра, на поле еще, появлялось совершенно явственное ощущение накатывающего со стороны финишного леса запаха коньяка. Один раз случилось чудо. Костер, который должен был быть за два километра от опушки, за дурным подъемом в темноте по скользкой лыжне, на которой уже не держат ни ноги, ни лыжи, вдруг оказался прямо на этой опушке. И никуда больше бежать было не надо, и это было счастье.
Сейчас все по-другому. Все работает, едет, скользит. Место, на которое совершенно не рассчитывал, и которое даже не соответствует моему номеру, уже у меня в кармане. Дело сделано. И с этим чувством я въезжаю на финишный костер.
Место было установлено без учета Бороды, который опоздал на электричку к общему старту, бежал отдельно без номера, пришел достаточно поздно, но еще может вклиниться. Если это случится, я в обиде не буду, все равно я пришел на место выше, чем мой номер, а значит - цель достигнута.
М. Осадчий
26.02.2007
Архив текстов и фотографий